Маша сидела в приемной перед кабинетом психолога в состоянии ожидания и трепета, как перед экзаменом. Чего она ждала? Она толком и сама не знала!

Это была молодая симпатичная девушка с потухшим взглядом. Все её тело выдавало состояние грусти и неудовлетворенности. От этого она выглядела намного старше своих лет.

Она знала, что ей что-то очень сильно мешает жить, жить так, как она хочет, говорить то, что она хочет. Дело доходило до того, что в самые ответственные моменты у неё пропадал голоси она не могла вымолвить не слова. Еле лицо покрывалось пунцовыми пятнами, внутри все клокотало от волнения страха и одновременно злости на себя и обиды, за то, что о на такая, что она не может нормально говорить. Она сипела что-то, если это был экзамен – она писала преподавателю то, что она хотела сказать. При этом знаний у неё было предостаточно. Она всегда была девочкой старательной и ответственной. Школьные учителя уже привыкли к такой её реакции и особо не мучили её, принимая письменные ответы, но институт, работа, жизнь – там нужно было заявлять о себе – а Маша не могла. Каждый устный экзамен в вузе был для неё пыткой, каждый волнительные момент заканчивался одинаково: её голос её подводил.

И сейчас она уже ощущала сухость в связках, и жар внутри, который предвещал все тот же исход.

Врачи отоларингологи пытались лечить это своими методами, выписывая ей полоскания и ингаляции, но даже на короткий срок это не помогало. А один пожилой врач, похожий на сморчка, седой и с белой козьей бородкой, посмотрев на неё сказал:

— Э, голубушка, да вам не ко мне! Вам нужно душевные травмы лечить. А горло у вас здорово.

Маша и сама подозревала, что причина далеко не в горле, что есть что-то, что мешает ей говорить, что блокирует её голос, но не понимала, что именно.

И вот, дверь в кабинет открылась и её пригласили войти.

Она вошла в этот немного странный кабинет, в котором не было ожидаемого ей огромного стола, разделяющего её и психолога, массивного кресла, на котором должна была, по её мнению,  восседать эта всезнающая тетя с видом профессора. Вместо этого, она увидела 2 кресла и маленький столик между ними, на котором лежали яркие цветные коробочки и стояли 2 высоких прозрачных стеклянных стакана.

В кресле лицом к ней сидела женщина средних лет, с каким-то очень светлым лицом и приветливой улыбкой.

От неожиданности Маша даже опешила.

— Добрый день, проходите присаживайтесь, — улыбаясь, произнесла хозяйка кабинета, приветственным жестом, показав на кресло напротив.

Маша села в кресло и смущенно кивнула, думая о том, что невежливо не проговорить ни звука, но боялась снова услышать своё сипение.

Психолог взяла бутылку с водой и налила в стаканы. Свет падал на стол так, что вода сверкала в стаканах, переливаясь радужным светом.

— Попейте воды – мягко сказала она, взяв стакан и сделав пару глотков.

Маша послушно взяла стакан и с любопытством ребенка сделала глоток. Ей было интересно, какая она вкус – эта радужная вода. Вода была невероятной вкусной. Маша смаковала её, любуясь игрой цветов и как будто не замечала, что она здесь не одна.

Поймав на себе теплый и в то же время глубокий взгляд сидящей напротив женщины, она смущенно сказала:

— Ой, извините, я засмотрелась, вода так красиво сверкает и вкус у неё какой-то необыкновенный.

— Я рада, что вам нравится! Расскажите, что вас ко мне привело? – мягко спросила женщина.

— Видите ли, я не могу говорить – отчеканила Маша.

— Не вижу! – улыбнулась психолог.

— Ну да, — смутилась Маша, — странно, сейчас могу.

— А когда не можете?

— Когда сильно волнуюсь, в ответственные моменты голос садится совсем и могу только сипеть.

— Как давно это началось?

— Сколько себя помню было так!

Психолог взяла синенькую коробочку, открыла её и достала оттуда стопку карт.

— Это метафорические карты, они помогают открыть доступ к подсознанию. Возьмите колоду, достаньте карту, которая поможет найти момент, когда вы приняли решение о том, что говорить для вас опасно.

Маша взяла колоду, с интересом перемешала карты и достала одну. Перевернув  её она задумчиво смотрела на разноцветную яркую карту, напоминающую калейдоскоп. И в её памяти всплыл новогодний утренник в садике, где она нарядная, в костюме снежинки ходит в хороводе вокруг Ёлки и поёт вместе со всеми новогоднюю песенку. И вот она споткнулась о впереди идущую девочку, которая засмотрелась на Снегурочку, и упала. Она попыталась сразу встать, но мальчик, который шел сзади неё, наступил ей на платье и оно порвалось. Слезы обиды подкатили к горлу и брызнули из глаз.  В этот момент музыка закончилась и объявили номер, в котором Маша в роли снежинки должна была петь и читать стихи.

Ребята выстроились у Ёлки, Маша втирая слезы тоже встала вместе с ними. Это выступление она очень ждала, ей нравилось петь и кружиться, её нравилось читать стихи вместе с ребятами. Она, как любой ребенок, погружалась в процесс этой игры целиком, не замечая ничего вокруг, не замечая порванного платья. Она пела и кружилась и все смеялись и радовались. Их фотографировали и снимали на видео и она, гордая и счастливая, улыбаясь позировала им.

А в следующий момент картинка в калейдоскопе поменялась и Маша почувствовала жгучую боль в груди. Они дома смотрят фотографии и видео с этого праздника. Мама, папа и бабушка все вместе.

И голос бабушки: «Опозорила нас своим драным платьем, как неряха. Мама старалась, шила, душу в него вложила, а ты сразу порвала, даже праздник нормально не провела.» «И не говори!» — с досадой поддакнула мама.

Маша начала говорить, что это не нарочно, что ей наступили на платье, когда она споткнулась. На что мама сказала: «И не говори мне ничего!!! Надо было под ноги смотреть, чтобы не спотыкаться и не позорить нас!»

Маша почувствовала, как комок обиды просто душит её и не дает возможности говорить. Она вспомнила сколько раз она слышала эту мамину любимую поговорку: «…И не говори!». Каждый раз поддакивая бабушке, отцу или подруге, а потом и Маше, каждый раз возмущаясь, она восклицала: «И не говори!!»

И эта фраза, которую тогда, в возрасте 3,5 лет услышала Маша от своей мамы, позволила ей принять решение, что говорить – это позорить маму и всю семью. И Маша перестала читать стихи и петь песни, перестала выражать себя через голос.

— А ведь я вправду даже не помню, чтобы я когда-то где-то выступала, и даже на уроках я не читала стихи, — просипела Маша. Её голос снова не хотел звучать.

— Попейте воды и отмените своё решение. И разрешите себе проявляться через голос, — мягко и уверенно сказала психолог.

— Я отменяю своё решение, что говорить – это позорить маму и всю семью, — тихо и не совсем уверенно, как будто наблюдая за эффектом, проговаривая каждое слово начала Маша.

— Я разрешаю себе проявляться через голос!  – с каждым словом голос её становился уверенней и звонче.

— Я разрешаю своему голосу звучать со всей его силой и мощью, которая в нем есть. Я позволяю себе проявляться так, как этого хочу я, независимо от чужих ожиданий.

Она улыбнулась:

— Я и вправду всегда боялась опозорить родителей. Всегда старалась быть примерной девочкой, но маминого одобрения я так и не получила.  И самой лучшей похвалой, словами её поддержки была фраза: «И не говори!», с интонацией, означающей согласие с моими словами.

— Я буду говорить, мамочка! Теперь я буду говорить, говорить то, что я хочу! Я понимаю, что ты не хотела такого эффекта, ты привыкла жить под осуждающими взглядами окружающих и собственной мамы, но это твоя жизнь, а не моя.

Глаза Маши блестели, и не только, вернее не столько от высыхающих слез, сколько от той радости, которую она испытывала. Очаровательная улыбка очень украшала её сияющее лицо и наполняла его какой-то особой красотой. Её плечи расправились, голова приподнялась и в её осанке проявилось уверенность и достоинство.

— Спасибо вам, — звонко и радостно сказала Маша. Мне нравится, как сейчас звучит мой голос.

Психолог улыбалась, радуясь изменениям, которые произошли с Марией и предвидя изменения, которые произойдут в её жизни.

 

Автор: Галина Суслина