Что ты уродуешься?

— Что ты уродуешься? Возьми ножницы и разрежь! — бросила Лена Татьяне, когда та развязывала верёвочку, перетягивающую привезенный ей торт.

Таню почему-то затрясло от этих слов.

Она молча продолжила развязывать, не обращая внимания на положенные Леной на стол ножницы, как будто это был вопрос жизни и смерти.

— Удивляюсь твоему терпению. Я б давно разрезала, — продолжала Лена. — Зачем оно тебе надо? Это ж даже не лента, просто верёвочка? 

— Зачем-то надо, — скрежеща зубами от сдерживаемого раздражения, ответила Таня.
Узел не поддавался. 
Татьяна не сдавалась. Она упорно пыталась развязать его, думая, о том, что её так зацепило.

«Что ты уродуешься?! Брось. Кому это надо? Это даже читать никто не будет, не то что реализовывать!» — всплыли в памяти слова ее старшей коллеги, когда Татьяна готовила проект предложений в очередную городскую программу.

Ей было обидно, что её старания, её ответственность не ценят. И, главное, кто? Коллега, которую она уважала, и которую считала своей наставницей.
Но Татьяна доделала всё так, как она считала нужным.

В итоге, в программу вошли все её предложения. Реализация, правда, запоздала на несколько лет, когда Татьяна уже уволилась.

— Таня, чайник уже закипает, а ты всё эту шпагатину развязываешь. Бросай давай, бери ножницы! — желая спасти подругу от нервного срыва, сказала Лена.

— Лен, не мешай. Это правда важно, — с комом в горле ответила Таня.

Тут же Таня вспомнила, слова мужа:

«Что ты уродуешься?! Переписала пару страниц как есть, да и всё. Кто там ваши рефераты читать будет? Оглавление посмотрят и список литературы. Да ещё сноски, главное, чтобы тексте были».

Таня же, обложившись книгами, цитировала самое важное, анализируя и обобщая труды Ленина и Маркса. Ей было обидно, что муж считает неважным, несерьёзным её усердие, да и всё её обучение. Но и тогда профессор отругал студентов за такие объёмные работы, поскольку прочёл каждую. Он даже делал пометки на полях, кому-то замечания, кому-то похвалу, и давал ознакомиться. И тогда Татьяне он поставил «отлично».

— Что же ещё? – думала она. И от напряжения Татьяна даже сломала ноготь. А узел всё не поддавался.

— Танька, я чай налила, он сейчас уже льдом подёрнется, — пыталась шуткой разрядить ситуацию подруга.

Ей это удалось. Таня улыбнулась, со вздохом посмотрела на сломанный ноготь, и принялась развязывать узел зубами.

«Всё равно эту упаковку порвут и выкинут сразу. Ну что ты уродуешься!» — всплыли мамины слова, когда Таня оборачивала подарок для двоюродного брата собственноручно раскрашенной бумагой. 
Узел развязался, и у Тани хлынули слёзы.

— Тань, ты чего?! — перепугалась Лена и обняла подругу.

Татьяна разрыдалась у подруги на плече.

— Всё уже хорошо. Не волнуйся, погоди минуту, щас расскажу. – всхлипывая, сказала Таня.

В памяти стали всплывать моменты, когда мама использовала это выражение, каждый раз, когда Татьяна творила что-то необычное.

— Ты знаешь, Лен, я тебе так благодарна. Эту фразу: «Что ты уродуешься?» — часто говорила мне моя мама, — сказала Таня всё ещё дрожащим от слёз голосом.

— Так было при подготовке новогодних костюмов и во время придумывания сценок, при украшении дома, украшении стола или праздничных блюд. Каждый раз, когда я придумывала что-то интересное и пыталась это смастерить, она говорила: «Брось уродоваться. Всё равно никто не оценит, чего зря силы тратить.» 

Таня сделала паузу, глубоко вздохнув, отпуская вновь подкативший к горлу ком. Лена слушала молча, обнимая подругу, понимая, что слова ей сейчас не нужны, и Таня была ей очень благодарна за это.

— И она не ценила. Она обесценивала, – продолжила Татьяна, немного успокоившись. — Она обесценивала все моё творчество, все мои поделки, все вещи, сшитые или связанные мной, особенно украшенные блюда, которые «все равно съедятся».

Я даже понимаю, что она это делала не со зла. Она просто не понимала, как это важно и ценно для меня. Она пыталась сэкономить моё время, силы, оптимизировать как-то то, что я делаю, чтобы высвободить время для более важных, на её взгляд, вещей, – с досадой сказала Таня.

— А я от этого перестала творить. Я перестала креативить. Я стала делать как все. Я стала скучной. Мне скучно на работе, скучно дома, скучно даже на отдыхе. Я стала скучной самой себе, — уже спокойным голосом констатировала Татьяна.

— Я сейчас ехала к тебе и думала, как мне избавиться от этой скуки и вернуть былую радость? Я думала о том, почему я не могу ни шить, ни вязать? Я даже готовить еду скучную стала, – освободившись из Лениных объятий, продолжала она свой монолог.

— И вот, нашла! И развязала! 

Татьяна улыбнулась, озорно блеснув глазами, произнесла:
— Творить — не значит уродоваться!!!!
Творить — значит радоваться! 

— Радоваться, слышишь, Ленка! – Таня восторженно улыбалась, тряся Лену за плечи.

— Слышу, радуюсь. Слава богу! – выходя из Таниных переживаний, сказала Лена. —   Можем и чай теперь попить. А то я думала умру, не дождусь. Правда, подогреть придется! — с напускным серьезным видом сказала Лена, включая горелку.

— Тебе веревочку на память смотать? – хитро улыбнувшись, добавила она.

И подружки дружно расхохотались, под свист закипающего чайника.

© Copyright: Галина Суслина

Проработать обесценивание быстрее и легче, вам поможет коуч-группа онлайн-курса «Право на любовь»

Старт новой группы 20.04.21